Научиться играть с медведицей (4)
Jun. 23rd, 2012 03:18 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
archiv_alterryПродолжение. Начало – вот здесь.
**********************************
4. Всё подлинно великое требует жертв
Про экспедицию Олофéрна Веро был наслышан с самого детства, от родни. Ещё бы, речь же о деяниях великих предков! – ведь даже если Олоферн и его брат не были прямыми предками Веро, в любом случае бесстрашные полярники эпохи штурма высоких широт относились к их семье. Имя "Авéркий" – то самое, производными которого являются "Ивер" и "Веро" – это имя руководителя научной организации, которая курировала соответствующие исследования ещё в те времена; семейство предков Веро, из которых оный Аверкий происходил, было равно уважаемым и в административных, и в научных кругах. Какой рывок сделала тогда наука, какие подвиги совершались в её честь! Однако экспедиция Олоферна стоит особняком, рассказы о ней сопровождаются недоумениями и страхами – особенно средь тех, кто имеет к этой истории более-менее близкое отношение. Как, например, родственники Веро.
Тринадцать человек, "Чёртова дюжина" – так называли эту отправляющуюся на Северный Полюс группу; деяния тех лет дышали пылом антирелигиозной борьбы, воинствующее безбожие утверждалось даже в именах: одного из парней, скажем, звали Антибог (Сатана), кликали Санечкой. "Чёртова дюжина" – кто мог предполагать, насколько сие название близко к истине!.. Тринадцать человек, включая самого Олоферна, опытного полярника, надёжного командира, никогда не подводившего вверившихся ему. Никогда – никогда доселе.
Перед отправкой Олоферн обратился к своим людям с речью; настрой этой речи был несколько странным. Он говорил о том, что ныне они вступают в борьбу со стихией, однако умирать не страшно – ведь они оставляют сзади твёрдый тыл: их любят и ждут, их будут помнить и хранить эту память в веках. Минорность, предопределённость сего вдохновляющего спича резанула участников мероприятия: по большей части это были матёрые полевики, побывавшие и с Олоферном, и без него во многих походах и не привыкшие выходить в путь таким образом. Оснащение экспедиции тоже вызывало недоумение, однако ещё большее недоумение овладело командой после следующего события. Перемещаясь в сторону полюса, группа Олоферна повстречала караван, идущий навстречу – и вместе с этим караваном были отправлены назад пять человек из группы плюс львиная доля продовольствия и прочих необходимых вещей. Командир прощался с этими людьми чуть не со слезами на глазах, однако едва лишь путники перестали видеть друг друга, сказал: "Вот, видите – мы отдали им бόльшую часть обеспечения, чтоб эти тыловые крысы не сказали, что мы отправили их прочь на голодном пайке!" Участники экспедиции остались сильно озадачены.
Относительно того груза, который они волокли, вышеозначенным образом избавившись от лишних тягот, единства во мнениях не было – была тайна. Считалось, что они везут сверхточное измерительное оборудование; негласно предполагалось, что, может быть, это такое оборудование, которое сделает возможной навигацию – и значит, за ними смогут прилететь или хотя бы сбросить им припасов с воздуха: имеющихся в наличии припасов не хватало, это было очевидно.
По прибытии на Северный Полюс Олоферн приказал закатить банкет, а после застолья сказал: "Что ж, повеселились напоследок – теперь давайте думать, что делать!" – и распустил сотрудников в разные стороны, чтоб каждый поразмышлял отдельно от прочих. Некоторые даже подумали, не хочет ли он намекнуть, что пора торжественно кончать с собой? – однако напрямую ничего такого сказано не было. Было впечатление, что командир ведёт себя как человек, продавший душу дьяволу – и не получивший взамен никаких инструкций.
Когда положенное время истекло, Олоферн собрал всех и торжественно объявил, что выход найден: уже нашёлся доброволец, который первым загружен в новейшее криостатическое оборудование, которое они с собой привезли и которое секретным образом поручено им испытать. Замороженный сотрудник останется лежать тут до весны – до времени, пока откроется навигация и за ним приедут. Первым добровольцем был Азазéл, тихий, безотказный, так что его согласие было вполне предсказуемым, однако вскоре пройти замораживание согласились и все остальные. Хотели было для начала попытаться разморозить Азика для проверки, но передумали – предпочли залечь в спячку безо всяких гарантий, однако и без экспериментов на своём товарище. Азика вынули, соорудили над ним ледяное надгробие, а в криостатические ячейки заложили следующих – сразу двоих.
Сам Олоферн также погрузился в ледяной сон. Отправиться назад, чтоб отрапортовать о доблестном завершении экспедиции, он поручил своему младшему сводному брату Амалúку, всецело преданному ему, но новичку в полярном деле; Лик не хотел, возражал, что лучше бы и ему остаться здесь! – однако ослушаться брата не посмел. Он в самом деле сумел возвратиться назад, запасов чтоб добраться до мало-мальски обитаемых мест хватило; далее всё странно. Судя по всему, ближайшей же весной Лик организовал экспедицию на полюс, чтобы забрать хотя бы двух своих товарищей – однако, когда он обратился в соответствующие инстанции с просьбой их разморозить, ему было сказано, что наука сейчас такими возможностями не располагает и что всё это было сделано с целью обеспечить серьёзную работу учёных будущего. Лик впал в отчаяние; попыток транспортировать с полюса остальных он не производил, резонно рассудив, что тела хранятся там надёжнее, чем в тёплых краях, а может быть позднее людей всё-таки удастся спасти. Никаких прав качать Лик более не пытался, однако много вздыхал и жаловался среди родни – родня выслушивала его, делала свои выводы и предпринимала усилия, чтобы его развлечь: временами Лик отчётливо склонен был к самоубийству. Одни из родственников давали ход этой информации и дальше, невзирая на объявленную государственную тайну, другие предпочитали похоронить её в себе – расстраивать и расхолаживать рвущуюся к подвигам молодёжь хотелось не всем. Ледовый поход Олоферна был поднят на щит в качестве идеала, к коему следует стремиться юношам, жаждущим послужить родине, однако в чём именно он состоял, история умалчивала. Даже внутри самого семейства узнать всё более-менее в точности было весьма нелегко.
Из-за привычной путаницы с датировками понять, сколько прошло лет, через пару поколений стало совершенно невозможно; ко времени жизни Веро можно было предполагать, что со времён экспедиции Олоферна протекла как минимум пара столетий. Надеясь, что наконец настала та пора, когда наука уже с состоянии спасти достойных предков, Веро организовал поездку на Северный Полюс, нашёл тела полярников и закартировал всё для грамотной их транспортировки. Однако всё получилось совсем не так, как он хотел – вертолёт, посланный за сим сверхценным грузом, захватил всего одного замороженного. Веро отправился выяснять в инстанциях, что и как, и получил весьма откровенный и обескураживающий ответ: "Нам и этого исследовать на сто диссертаций хватит!" Глубоко потрясённый, Веро принялся поочерёдно трясти и всех конкретно имеющих отношение к делу, покуда не вышел на важную шишку – это был профессор Арéксис, признанное светило в области криобиологии. Маститый учёный смотрел на Веро сверху вниз и на все призывы к совести и милосердию нравоучительно цедил: "О чём вы вообще, молодой человек, о чём вы! Раньше за науку на костёр шли, а вы мне тут объясняете. Всё подлинно великое требует жертв, молодой человек, и наука – наука прежде всего!"
Всё подлинно великое требует жертв, говорите?.. Веро подстерёг машину профессора на шоссе, в безлюдном месте перегородив дорогу колючей проволокой: "У вас ледяное сердце, господин Арексис – вы будете хорошей жертвой науке о жизни во льдах! Вон у дороги сухой ствол дерева, вон растопка – вас ждёт костёр, это будет подлинно великое деяние!" – и разбил монтировкой стекло. Убелённый сединами мэтр с рыданием рухнул Веро в ноги, в дорожную пыль: "Пощадите, юноша, я ведь только что от рака вылечился, у меня жена инфарктница, внучка первая вот-вот замуж выходит!.. Я же всё понимаю, поймите и вы – у нас принято держаться цинично, иначе нельзя, иначе съедят!.." Веро не по сердцу было куражиться дальше – отряхнул, отпустил. Вскорости появился патруль: на ближайшем дорожном посту профессор, конечно, нажаловался. Милицейский начальник, коему досталось с этим делом разбираться, был мудр и терпелив – "Поймите, молодой человек, старик же просто боится: вдруг вы маньяк, сегодня смягчились, а завтра вновь надумаете его убивать?" – и сумел уговорить обоих примириться. Дело перевели в мелкое хулиганство, в суде Веро извинился, мэтр Арексис с поджатыми губами его извинения принял – Веро кипел! – а за ближайшим углом подловил Веро с извинениями уже со своей стороны. За руки брал, за пуговицу крутил – "Поймите, молодой человек, я не мог позволить себе просить прощения у вас, меня бы съели с потрохами! Мне нельзя потерять лицо – коллеги затопчут, я и так замахнулся на то, что мне не удержать, тут такие силы дерутся вокруг этого дела!.. А у меня же дети, внуки, им тоже нужно место в науке приберечь…" – умолял поехать с ним к нему домой, мол, ещё внучка есть, хорошая, незасватанная; Веро сердился, потом смягчился, в гости не поехал, но визитку с адресом всё же взял. Хотел стребовать с Арексиса обещание посодействовать в деле хотя бы с этим замороженным, попытаться как-то его спасти – но профессор опять стал руки ломать: мол, тут ничего невозможно, поймите, это и правда жертва, но зато теперь ещё лет сто никто не полезет туда за следующим, все же понимают, что науке пока не по зубам!..
Прошло действительно сто с небольшим лет, прежде чем очередной научный центр в очередной раз хапнул себе основную часть наследия Кохола/ Глухола – заведения эпохи штурма высоких широт, института космического/ глубокого холода соответственно. В результате делёжки добычи было захвачено аж целых четыре замороженных тела; оказавшиеся в доле призвали на помощь Аддéла – великого медика, который был способен буквально воскрешать из мёртвых, не гнушаясь при этом работы с нелегалами и мафией. Склоняясь над распростёртым в свете операционной лампы порождением древности, историческим полярником экспедиции Олоферна, доктор Аддéл дивился на лица собравшихся вкруг стола: они выглядели столь напряжёнными, как если бы были готовы заткнуть пробуждённому рот, едва лишь он пожелает о чём-то сказать. К радости бестрепетного медика, несчастный так полностью и не пробудился; он прожил шесть часов, однако был без чувств, возможно, в бреду – временами глаза двигались, но не открывались. Электростимуляция, трансторакальный массаж сердца, кровавый выпот по всему телу… Пошёл тромб, Аддел готов был оперировать, но его оттащили – "зарежет, зарежет!.." Констатировав смерть, Аддел испытал облегчение и от дальнейших экспериментов отказался. Капли крови, наползающие на глаза, переставшие видеть несколько столетий назад, арсенал инструментов, напоминающий то ли о жреческих манипуляциях, то ли о пытках, что, впрочем, однофигственно…
Всё подлинно великое требует жертв, в этом нет сомнений.
Доктор Аддел родился через полстолетия после того как умер Веро; тела покорителей высоких широт пролежали до наших дней, и в некоторых из них ещё продолжала теплиться жизнь, что создавало нынешним разведчикам изрядное затруднение: легче было бы, если бы бедолаги умерли, достигнув полюса или хотя бы по возвращении тел в обитаемые земли. Жертва, растянувшаяся на века! – и возвышающаяся надо всем этим громада Мáлика Обитателя Глубин, Мáлика-Мальдéуса, Злыдня Малика, Малика-Художника, Холодного бога…
Нет, Малик-Мальдéус не был дьяволом библейской истории, не был он и Хозяином Клана Стражей: такая сложная деятельность на суше Малику была не по плечу. Ну то есть сыны Поймы в отношении Малика свой интерес, конечно же, имели, за что-то (а может, за кого-то) его считали, подходы к нему знали и время от времени призывали его для совершения каких-то действий – но это не означало ровным счётом ничего. Любой глоб-покровитель может оказаться призываемым со стороны своих подопечных и в общем-то мало способен отличить подлинно своих от тех, кому теми или иными способами достались ключи призывания; проконтролировать, на что направляется сила воздействия, глоб способен далеко не всегда: для этого нужно хорошо понимать в делах суши, а это уж увольте!.. Одно дело – личные ментальные контакты с особо заметными яркими фигурами, совсем другое – изучать, как там вообще соотносятся между собой эти малявки, по сравнению с глобами мало отличающиеся от муравьёв. Нет, это не для Малика, Холодный бог никак не должен тратить своё время на такую ерунду. На разных этапах земной истории силу Мальдеуса привлекали для своих дел разные лица и социумы, все они думали и говорили о нём разное – Малику это было почти безразлично: больше всего его волновала возможность заниматься экспериментами в области замораживания, поэтому те, кто такую возможность ему предоставлял, автоматически попадали в круг выделяемых им персон, отношения же с прочими складывались непредсказуемо. Изображения в портретной галерее Малика тоже зачастую возникали спонтанно; наряду с многими портретами одного и того же знакомца, нарисованными в разных обстоятельствах и посему проявлявшими разные свойства характера, подававшими разные реплики и выражавшими разные мнения, там могли внезапно обнаруживаться отпечатки совершенно случайных встреч – какие-нибудь, скажем, один раз виденные замороженные. Жертвы науки.
Жертвы науки, жертвы политики, жертвы амбиций, жертвы чужих представлений об истине и красоте…
Итак, сыны Поймы привлекали Мальдеуса для решения своих дел; пользовались его силой и другие связанные с Кланом Стражей структуры. Через опекаемое Маликом криостатическое оборудование время от времени проходили даже сложные младенцы клановых кровей – инкубируемые дети тех странных родителей, которые жаждали обзавестись потомством вопреки всему в Клане происходящему и не боялись доверять чужим по крови врачам столь интимно значимые для Стражей вещи. Одним из таких младенцев и был в своё время сын Цитадели Таммỷз, будущий Генерал Аттис – нескладный словно вылупившийся из яйца канарейки крылатый ящер, подобно Малику-Художнику мысленно порождающий жуткие, агрессивные, выходящие из-под контроля образы, подобно Злыдню Малику многочадный родитель, тиранящий и губящий даже самых любимых потомков, подобно Холодному богу поклонник снегов и высот, азартный и вместе с тем трусоватый ловец приключений, излишне доверчивый собеседник-союзник легко надевающих маску Хозяина Клана сил… Генерал Аттис, горделиво именующий себя "Адмирал" – блистательный и величественно одинокий на фоне Клана, едва ли не более блистательный и величественно одинокий, чем Обитатель Глубин Мальдеус на фоне бомонда глобов. Как ни смешно, Генерал Аттис и Злыдень Малик ничего не знали друг о друге, хотя то и дело так сильно сцеплялись ментально, что один принимал другого за себя самого, и каждый из них легко находил объяснения странным переживаниям, видениям и снам. Их зачастую волновали одни и те же проблемы; как уже было сказано, у них имелись одни и те же сомнительные собеседники-союзники. Это весьма важно, однако тема сия слишком глубока и обширна, чтобы мы могли позволить себе затрагивать её сейчас – поэтому возвратимся к приключениям Веро.
В отличие от вышеупомянутого доктора Аддела, Веро ни в какое прямое общение с Генералом Аттисом не вступал и о его существовании не знал, не знал он также и о существовании Малика – а если узнал бы, то скорее всего ему пришлось бы вступить с ними в борьбу, как поневоле пришлось вступить в борьбу с дармоглотами. В своих обвинениях Морроки не ошибались: Веро и впрямь был вхож к дармоглотам, хотя правильнее было бы сказать, что один раз он добровольно вошёл в их обитель, другой раз добровольно же вышел – вопреки желанию хозяев, правда, но это уже детали. Насмотревшись на горькую жизнь в Доме Страха, Веро преисполнился к его чадам пылкого сочувствия, печалился о дальнейшей участи светлого ребёнка Гиены и восхищался бой-бабой Ундой, не устававшей при каждой встрече с Веро выражать надежду, что вскоре она сварит из него клейстер; когда оказалось, что Кондор и в самом деле зверски расправляется с дармоглотами, Веро готов был убить его не только из-за охватившего его амόка, но и от собственной ярости, нестерпимости происходящего. Позже, узнав, что из-за этого выстрела Дина лишилась ребёнка, Веро страшно горевал и считал себя виноватым, однако никакие силы на земле не заставили бы его выдать Моррокам не только бедных дармоглотов, но и злосчастного Кондора. К радости Веро, Кондор успел слинять с места действия, едва лишь всё началось – он страстно уговаривал бежать и Веро, вращал глазами и махал руками, однако Веро посчитал для себя зазорным увиливать от ответственности и предпочёл встретиться с Морроками лицом к лицу. Правда о жизни Клана очень опечалила его – всё подлинно великое требует жертв, опять!.. – и взять на колени Мурика он попросил ещё и по этой самой причине: ему хотелось, чтобы ребёнок запомнил его, чтобы когда он вырастет – быть может, он вспомнил бы Веро и отказался от предания собственных детей… А Мурик вот по-другому решил. Такой возможности Веро даже и не предполагал, да в общем-то оно и к лучшему.
Все дни, которые Веро в преддверии предания прожил в морроковских пределах, его не оставляло желание поговорить с хозяевами серьёзно, прежде всего, конечно, с Морроком-старшим – однако Моррок-старший разговаривать всерьёз категорически отказывался. Как только Веро затевал речь о том, что дело не в его жизни, дело в необходимости или в отсутствии необходимости предания вообще, Моррок-старший немедля разворачивался и выходил из комнаты: то ли не считал такое поведение противоречащим правилам хорошего тона, то ли попросту не в состоянии был себя контролировать. Единственный серьёзный разговор, который Моррок-старший выдержал, состоялся у них на тему Ароны и её участия в предании. Веро был категорически против того, чтобы Арона была женщиной предания сама – тесно общаясь с ней в эти дни, Веро понимал, что она этого не переживёт. Поскольку участие матери в качестве женщины предания считается в Клане не комильфо, Моррок-старший согласился и обратился к Валлору с приглашением для Риммы, тем более что, как уже было сказано выше, он находил весьма выгодным поделиться с Валлором тайной о ребёнке. Следует отметить, что впоследствии Моррок-старший вообще забыл, что на замене Ароны другой женщиной настоял Веро – так и был уверен, что это была его, Моррока, собственная блестящая идея, не принесшая пользы лишь вследствие досадного стечения обстоятельств. Моррок же младший вообще производил на Веро самое тягостное впечатление: всякий раз как Мин Моррок оказывался в комнате Веро и Веро обращался к нему с любыми словами, на лице у Мин Моррока отражалось такое отчаянное смятение, что было ясно – бедолага не в силах понять, предаёт ли он отца и весь Клан уже сейчас, уже тем, что слушает сии речи, или как это всё понимать?.. Веро не хотел делать парня изменником, замолкал. Один раз Веро сказал Ароне, что раз они не готовы говорить с ним сейчас, то он будет объясняться с Морроком-старшим за столом предания, когда тому некуда будет от Веро деваться – пусть его убьют, но задумаются на дальнейшее; услышав это, Арона на колени перед ним упала, умоляя так не поступать: если Веро поставит Моррока-старшего в вынужденное положение, то Моррок-старший просто начнёт убивать Веро без соблюдения этикета – а тогда Мин Моррок сорвётся и может убить отца, и вообще скорее всего получится гекатомба!.. Веро ужаснулся, пожалел, обещал быть поосторожнее.
Особым образом следует говорить об отношениях Веро с Дабл Ю. Аквилόн – ВилВил или Дабл Ю – так звали означенного сына Поймы, в высшей степени блестящего с виду, однако в самой Пойме считавшегося не вполне кондиционным по причине его происхождения; Аквиллúна – Вила или Тёзка – звали его сестру-близняшку, самое верное, самое любящее и самое любимое для него существо на свете. Близнецы всю жизнь пребывали спина к спине – держа круговую оборону и против собратьев-пойменцев, и против остального Клана, и против всего белого света. Веро и Дабл Ю познакомились у дармоглотов, куда Дабл Ю был вхож на правах сына Поймы; будучи к тому времени сотрудником контрразведки, Дабл Ю вместе с Веро осуществил дерзкий план по спасению из Дома Страха обеих Наст. Младшая Наста так и осталась воспитываться при контрразведке и впоследствии стала офицером, старшая же Наста успела выйти за Веро замуж и родила от него сына-постума – умирая, Веро знал о её беременности и горевал, но вообще-то он всегда полагал, что к семейной жизни пригоден мало и, конечно же, когда-нибудь ужасно некстати оставит жену вдовой. Во время пребывания в Доме Страха Веро ещё не был женат на Насте, он взял её за себя уже когда бежал, чтобы иметь больше возможностей её поддерживать; Дабл Ю немало рассказывал неженатому-незасватанному Веро про сестрицу-Тёзку, мечтал познакомить. Сестре Дабл Ю про Веро тоже рассказывал, много и пламенно – хотя Веро и не был сыном Клана, Дабл Ю держал его за светлый идеал. Он вообще был в этом плане нарушителем понятий: в Пойме более чем где бы то ни было следят за чистотой кровей, для них и прочие сыны Клана недостаточно высокородны, не говоря уже о других чёрных или белых. Из-за этого дети Поймы на первый взгляд смотрятся даже более демократично – сыны Клана и посторонние люди воспринимаются ими почитай что одинаково; на деле же пойменцы считаются лишь со своими, да и между своими делают разницу, да и вообще для них что-нибудь значит только Пойма – Пойма как их род, их рой, единство детей Поймы и их города, мнение которого выражает и возвещает Лоно Поймы. Войти в Лоно Поймы – это и значит погрузиться в сознание их роя, открыть себя целиком, раствориться в нём, стать единым со всем Лоном. "Общественное мнение Поймы" – так называют пойменцы ту власть, которая диктует всему городу как жить; "Общественное мнение Поймы постановило, что…" – и это выполняется беспрекословно. Иначе мягко, ласково и участливо повторят ещё разок, после чего съедят. Прекрасный словно летний сон город Пойма, мосты и башенки, дома на сваях, реющие над водами, цветы на балконах, цветы на горках, цветы в вазонах… И во всех закоулках так чисто, будто бы никто из жителей не сорит вообще – и то сказать, тут каждый чувствует себя тем существом, которое трости надломленной не преломит и льна курящегося не угасит: таковы правила быта в сем убежище от мирской нечистоты. В Пойме за все виды нарушений существует одно-единственное наказание: не умеешь правильно себя вести – вернись откуда вышел и рождайся заново. Ах не умеешь и того? Ну что ж, увы… По юности ВилВил мечтал всему этому соответствовать, комплексовал, что некондиционный; потом-то он уже был сам по себе, с сестрой на пару царствовал над частью весёлого и злачного местечка Лепополье, где клановые и неклановые структуры перемежались, где преданные и непреданные равно должны были держать ухо востро, где нравы были вольными, а исходы всех историй – разными. Но это всё было потом, на этапе же общения с Веро многое для Дабл Ю решалось – и решилось: уж как решилось, так решилось, могло, наверно, лечь иначе, да вот не легло.
ВилВил нашёл Веро у Морроков, сумел пройти незамеченным – сыны Поймы способны на многое из того, что умеют грифоны, в том числе и незамеченными где надо пребывать, и за других себя выдавать – и немало времени убил, уговаривая Веро спасаться бегством: был уверен, что сумеет вывести Веро из-под любого замкá и заклятья. Бежать так просто Веро не хотел, резонно полагая, что коли Морроки решили Мура предавать, то в случае побега Веро возьмут в залоги первого попавшегося. Веро хотел было взять с Вила слово, что после бегства тот поймает Морроков, чтобы общими усилиями убедить их от предания Мура отказаться – однако тут же ясно стало, что Дабл Ю в затею эту не верит вовсе, так что договориться не получится и скорей всего придётся старшего Моррока убить. Этого Веро совершенно не хотел. Поймать старшего Моррока здесь же в доме и удерживать его у Веро, пока Веро будет с ним разговаривать серьёзно, Вил отказывался наотрез: не мог перенести, что в этой ситуации Веро окажется Морроком-старшим унижен, тем или иным способом разбит – и убедить его пойти на риск Веро не удалось. Потом Дабл Ю стал умолять, чтобы Веро позволил ему заменить Веро собой! – он сильный, он сумеет превратиться в Веро насовсем, так что никто из них ни о чём не догадается, пускай они убьют его, ведь его жизнь не так уж и ценна, а жизнь Веро – о, это да, Веро необыкновенный, его жизнь пригодится стольким людям на свете!.. Веро ему, конечно, категорически воспретил, однако на предании за него очень опасался; Вил был участником под видом одного из тихих малозначимых правоколенных родственников, и Веро боялся, что Вил не выдержит – отколет какой-нибудь номер, выдаст себя и погибнет. Что Дабл Ю сумеет через Римму осуществить "право на сердце", Веро не предполагал, да и не в курсе был таких интимных тонкостей кланового жертвоприношения. Его вообще не очень сильно волновали тонкости – с тех пор как он в первый раз был извещён о том, что всё подлинно великое требует жертв, нюансы гибели по сравнению с жизнью представлялись ему малозначительными. Он склонен был считать, что существует лишь одно надёжное средство избавления от страданий – тряпочка с хлороформом, ну а уж коли это не по нраву – живи и не проси гарантий, умирай и не жалей о том чего ты не успел.
Странствия среди снегов научили Веро простому упражнению: вообрази, что ты остался вдруг один на всём белом свете, что человечество исчезло, только льды вокруг – с какой ты радостью падёшь тогда на шею любому живому человеку, когда он неожиданно появится перед тобой из-за торосов! Даже если вы ужасно ссорились вчера – как ты утешишься его явлению! Так не лучше ли относиться так друг к другу уже сегодня, пока все живы?.. Нет сомнений – Веро мог бы обнять и самого Мальдеуса, попробовать утешить хладного Художника в его гордом одиночестве; эх, долго бы тогда у Малика в загашнике обитал пугающий портрет Веро – грозного, непобедимого рыцаря под стать шаманам!..
Когда Веро был юн, задолго до истории с "Чёртовой дюжиной", он пережил одно важное приключение, связанное с Западом и, стало быть, имеющее к нашей арийской жизни непосредственное отношение. Дело было так. В некоторый момент Веро затосковал, восточный быт представился ему душным, затхлым – рутина, безразличие всех ко всем, то да сё… – Веро решил бежать на Запад, туда, где подлинные чувства, подлинная дружба и вражда. Он записался в экспедицию, которая должна была двигаться по арийскому Северу длинным дугообразным маршрутом; это были геологи, и они видели, что юноша хочет сбежать, однако не препятствовали ему. Бежав, Веро попался неарийцам – это было дикое племя, не говорящее на бытовом, так что Веро было ужасно обидно проводить время у них в плену, хоть плен и был условным: ему полечили вывихнутую ногу, кормили его как всех и в общем-то приняли жить к себе. Двигаясь с ними вместе, Веро углядел поблизости арийский форт и рванул туда посмотреть что и как; бродил по огородам, где его и поймал следователь, в комендатуру не отвёл, а, умирая со смеху, выслушал рассказ Веро, после чего назначил его своим адъютантом – однако не прошло и пары дней, как резко помрачнел, запер Веро дома и ушёл. Веро паниканул, бежал, хотел найти своих неарийцев, чтобы сказать им, что теперь он будет жить в форту; нашёл, увидел, что их лагерь окружают – но не успел предупредить их об опасности, как они уже сами схватили его и спорили между собой – не зная языка, он понял только, что они хотят или убить его, или вести с собой как пленника, а он не мог ничего объяснить им, ничего не получалось!.. Тут на них наконец напали, и Веро в ужасе увидел среди атакующих своего следователя с биноклем – понял, что сейчас и этот человек, с которым они тоже замечательно общались, будет вынужден в него стрелять! – отчаялся, метнулся прочь как распоследний дезертир – вот только чей?.. кого он предал, кому изменил?.. – и тут над лесом стали вспыхивать сигнальные ракеты экспедиции: геологи увидели, что обстановка накалилась, и поспешили подать беглецу весточку. Веро смог беспрепятственно добраться до своих и возвратился на Восток, благословляя небо, что в его стране по крайней мере не приходится решать, предпочитаешь ты убить соседа справа или же соседа слева!.. Поход за подлинными чувствами обошёлся несуразно дорого – всё подлинное требует жертв, молодой человек, да-сс, да-сс…
Когда мы оживили Моррока-старшего, Веро был уже несколько месяцев как жив; только что вышла из печати книга про Дом Страха, написанная им в соавторстве с Ундром – и он принёс её в подарок Морроку-старшему, сделав на титульном листе следующую надпись:
"Хозяину дома, из которого я шагнул в Клан и в современность".
**********************************
Продолжение – вот здесь.
**********************************
4. Всё подлинно великое требует жертв
Про экспедицию Олофéрна Веро был наслышан с самого детства, от родни. Ещё бы, речь же о деяниях великих предков! – ведь даже если Олоферн и его брат не были прямыми предками Веро, в любом случае бесстрашные полярники эпохи штурма высоких широт относились к их семье. Имя "Авéркий" – то самое, производными которого являются "Ивер" и "Веро" – это имя руководителя научной организации, которая курировала соответствующие исследования ещё в те времена; семейство предков Веро, из которых оный Аверкий происходил, было равно уважаемым и в административных, и в научных кругах. Какой рывок сделала тогда наука, какие подвиги совершались в её честь! Однако экспедиция Олоферна стоит особняком, рассказы о ней сопровождаются недоумениями и страхами – особенно средь тех, кто имеет к этой истории более-менее близкое отношение. Как, например, родственники Веро.
Тринадцать человек, "Чёртова дюжина" – так называли эту отправляющуюся на Северный Полюс группу; деяния тех лет дышали пылом антирелигиозной борьбы, воинствующее безбожие утверждалось даже в именах: одного из парней, скажем, звали Антибог (Сатана), кликали Санечкой. "Чёртова дюжина" – кто мог предполагать, насколько сие название близко к истине!.. Тринадцать человек, включая самого Олоферна, опытного полярника, надёжного командира, никогда не подводившего вверившихся ему. Никогда – никогда доселе.
Перед отправкой Олоферн обратился к своим людям с речью; настрой этой речи был несколько странным. Он говорил о том, что ныне они вступают в борьбу со стихией, однако умирать не страшно – ведь они оставляют сзади твёрдый тыл: их любят и ждут, их будут помнить и хранить эту память в веках. Минорность, предопределённость сего вдохновляющего спича резанула участников мероприятия: по большей части это были матёрые полевики, побывавшие и с Олоферном, и без него во многих походах и не привыкшие выходить в путь таким образом. Оснащение экспедиции тоже вызывало недоумение, однако ещё большее недоумение овладело командой после следующего события. Перемещаясь в сторону полюса, группа Олоферна повстречала караван, идущий навстречу – и вместе с этим караваном были отправлены назад пять человек из группы плюс львиная доля продовольствия и прочих необходимых вещей. Командир прощался с этими людьми чуть не со слезами на глазах, однако едва лишь путники перестали видеть друг друга, сказал: "Вот, видите – мы отдали им бόльшую часть обеспечения, чтоб эти тыловые крысы не сказали, что мы отправили их прочь на голодном пайке!" Участники экспедиции остались сильно озадачены.
Относительно того груза, который они волокли, вышеозначенным образом избавившись от лишних тягот, единства во мнениях не было – была тайна. Считалось, что они везут сверхточное измерительное оборудование; негласно предполагалось, что, может быть, это такое оборудование, которое сделает возможной навигацию – и значит, за ними смогут прилететь или хотя бы сбросить им припасов с воздуха: имеющихся в наличии припасов не хватало, это было очевидно.
По прибытии на Северный Полюс Олоферн приказал закатить банкет, а после застолья сказал: "Что ж, повеселились напоследок – теперь давайте думать, что делать!" – и распустил сотрудников в разные стороны, чтоб каждый поразмышлял отдельно от прочих. Некоторые даже подумали, не хочет ли он намекнуть, что пора торжественно кончать с собой? – однако напрямую ничего такого сказано не было. Было впечатление, что командир ведёт себя как человек, продавший душу дьяволу – и не получивший взамен никаких инструкций.
Когда положенное время истекло, Олоферн собрал всех и торжественно объявил, что выход найден: уже нашёлся доброволец, который первым загружен в новейшее криостатическое оборудование, которое они с собой привезли и которое секретным образом поручено им испытать. Замороженный сотрудник останется лежать тут до весны – до времени, пока откроется навигация и за ним приедут. Первым добровольцем был Азазéл, тихий, безотказный, так что его согласие было вполне предсказуемым, однако вскоре пройти замораживание согласились и все остальные. Хотели было для начала попытаться разморозить Азика для проверки, но передумали – предпочли залечь в спячку безо всяких гарантий, однако и без экспериментов на своём товарище. Азика вынули, соорудили над ним ледяное надгробие, а в криостатические ячейки заложили следующих – сразу двоих.
Сам Олоферн также погрузился в ледяной сон. Отправиться назад, чтоб отрапортовать о доблестном завершении экспедиции, он поручил своему младшему сводному брату Амалúку, всецело преданному ему, но новичку в полярном деле; Лик не хотел, возражал, что лучше бы и ему остаться здесь! – однако ослушаться брата не посмел. Он в самом деле сумел возвратиться назад, запасов чтоб добраться до мало-мальски обитаемых мест хватило; далее всё странно. Судя по всему, ближайшей же весной Лик организовал экспедицию на полюс, чтобы забрать хотя бы двух своих товарищей – однако, когда он обратился в соответствующие инстанции с просьбой их разморозить, ему было сказано, что наука сейчас такими возможностями не располагает и что всё это было сделано с целью обеспечить серьёзную работу учёных будущего. Лик впал в отчаяние; попыток транспортировать с полюса остальных он не производил, резонно рассудив, что тела хранятся там надёжнее, чем в тёплых краях, а может быть позднее людей всё-таки удастся спасти. Никаких прав качать Лик более не пытался, однако много вздыхал и жаловался среди родни – родня выслушивала его, делала свои выводы и предпринимала усилия, чтобы его развлечь: временами Лик отчётливо склонен был к самоубийству. Одни из родственников давали ход этой информации и дальше, невзирая на объявленную государственную тайну, другие предпочитали похоронить её в себе – расстраивать и расхолаживать рвущуюся к подвигам молодёжь хотелось не всем. Ледовый поход Олоферна был поднят на щит в качестве идеала, к коему следует стремиться юношам, жаждущим послужить родине, однако в чём именно он состоял, история умалчивала. Даже внутри самого семейства узнать всё более-менее в точности было весьма нелегко.
Из-за привычной путаницы с датировками понять, сколько прошло лет, через пару поколений стало совершенно невозможно; ко времени жизни Веро можно было предполагать, что со времён экспедиции Олоферна протекла как минимум пара столетий. Надеясь, что наконец настала та пора, когда наука уже с состоянии спасти достойных предков, Веро организовал поездку на Северный Полюс, нашёл тела полярников и закартировал всё для грамотной их транспортировки. Однако всё получилось совсем не так, как он хотел – вертолёт, посланный за сим сверхценным грузом, захватил всего одного замороженного. Веро отправился выяснять в инстанциях, что и как, и получил весьма откровенный и обескураживающий ответ: "Нам и этого исследовать на сто диссертаций хватит!" Глубоко потрясённый, Веро принялся поочерёдно трясти и всех конкретно имеющих отношение к делу, покуда не вышел на важную шишку – это был профессор Арéксис, признанное светило в области криобиологии. Маститый учёный смотрел на Веро сверху вниз и на все призывы к совести и милосердию нравоучительно цедил: "О чём вы вообще, молодой человек, о чём вы! Раньше за науку на костёр шли, а вы мне тут объясняете. Всё подлинно великое требует жертв, молодой человек, и наука – наука прежде всего!"
Всё подлинно великое требует жертв, говорите?.. Веро подстерёг машину профессора на шоссе, в безлюдном месте перегородив дорогу колючей проволокой: "У вас ледяное сердце, господин Арексис – вы будете хорошей жертвой науке о жизни во льдах! Вон у дороги сухой ствол дерева, вон растопка – вас ждёт костёр, это будет подлинно великое деяние!" – и разбил монтировкой стекло. Убелённый сединами мэтр с рыданием рухнул Веро в ноги, в дорожную пыль: "Пощадите, юноша, я ведь только что от рака вылечился, у меня жена инфарктница, внучка первая вот-вот замуж выходит!.. Я же всё понимаю, поймите и вы – у нас принято держаться цинично, иначе нельзя, иначе съедят!.." Веро не по сердцу было куражиться дальше – отряхнул, отпустил. Вскорости появился патруль: на ближайшем дорожном посту профессор, конечно, нажаловался. Милицейский начальник, коему досталось с этим делом разбираться, был мудр и терпелив – "Поймите, молодой человек, старик же просто боится: вдруг вы маньяк, сегодня смягчились, а завтра вновь надумаете его убивать?" – и сумел уговорить обоих примириться. Дело перевели в мелкое хулиганство, в суде Веро извинился, мэтр Арексис с поджатыми губами его извинения принял – Веро кипел! – а за ближайшим углом подловил Веро с извинениями уже со своей стороны. За руки брал, за пуговицу крутил – "Поймите, молодой человек, я не мог позволить себе просить прощения у вас, меня бы съели с потрохами! Мне нельзя потерять лицо – коллеги затопчут, я и так замахнулся на то, что мне не удержать, тут такие силы дерутся вокруг этого дела!.. А у меня же дети, внуки, им тоже нужно место в науке приберечь…" – умолял поехать с ним к нему домой, мол, ещё внучка есть, хорошая, незасватанная; Веро сердился, потом смягчился, в гости не поехал, но визитку с адресом всё же взял. Хотел стребовать с Арексиса обещание посодействовать в деле хотя бы с этим замороженным, попытаться как-то его спасти – но профессор опять стал руки ломать: мол, тут ничего невозможно, поймите, это и правда жертва, но зато теперь ещё лет сто никто не полезет туда за следующим, все же понимают, что науке пока не по зубам!..
Прошло действительно сто с небольшим лет, прежде чем очередной научный центр в очередной раз хапнул себе основную часть наследия Кохола/ Глухола – заведения эпохи штурма высоких широт, института космического/ глубокого холода соответственно. В результате делёжки добычи было захвачено аж целых четыре замороженных тела; оказавшиеся в доле призвали на помощь Аддéла – великого медика, который был способен буквально воскрешать из мёртвых, не гнушаясь при этом работы с нелегалами и мафией. Склоняясь над распростёртым в свете операционной лампы порождением древности, историческим полярником экспедиции Олоферна, доктор Аддéл дивился на лица собравшихся вкруг стола: они выглядели столь напряжёнными, как если бы были готовы заткнуть пробуждённому рот, едва лишь он пожелает о чём-то сказать. К радости бестрепетного медика, несчастный так полностью и не пробудился; он прожил шесть часов, однако был без чувств, возможно, в бреду – временами глаза двигались, но не открывались. Электростимуляция, трансторакальный массаж сердца, кровавый выпот по всему телу… Пошёл тромб, Аддел готов был оперировать, но его оттащили – "зарежет, зарежет!.." Констатировав смерть, Аддел испытал облегчение и от дальнейших экспериментов отказался. Капли крови, наползающие на глаза, переставшие видеть несколько столетий назад, арсенал инструментов, напоминающий то ли о жреческих манипуляциях, то ли о пытках, что, впрочем, однофигственно…
Всё подлинно великое требует жертв, в этом нет сомнений.
Доктор Аддел родился через полстолетия после того как умер Веро; тела покорителей высоких широт пролежали до наших дней, и в некоторых из них ещё продолжала теплиться жизнь, что создавало нынешним разведчикам изрядное затруднение: легче было бы, если бы бедолаги умерли, достигнув полюса или хотя бы по возвращении тел в обитаемые земли. Жертва, растянувшаяся на века! – и возвышающаяся надо всем этим громада Мáлика Обитателя Глубин, Мáлика-Мальдéуса, Злыдня Малика, Малика-Художника, Холодного бога…
Нет, Малик-Мальдéус не был дьяволом библейской истории, не был он и Хозяином Клана Стражей: такая сложная деятельность на суше Малику была не по плечу. Ну то есть сыны Поймы в отношении Малика свой интерес, конечно же, имели, за что-то (а может, за кого-то) его считали, подходы к нему знали и время от времени призывали его для совершения каких-то действий – но это не означало ровным счётом ничего. Любой глоб-покровитель может оказаться призываемым со стороны своих подопечных и в общем-то мало способен отличить подлинно своих от тех, кому теми или иными способами достались ключи призывания; проконтролировать, на что направляется сила воздействия, глоб способен далеко не всегда: для этого нужно хорошо понимать в делах суши, а это уж увольте!.. Одно дело – личные ментальные контакты с особо заметными яркими фигурами, совсем другое – изучать, как там вообще соотносятся между собой эти малявки, по сравнению с глобами мало отличающиеся от муравьёв. Нет, это не для Малика, Холодный бог никак не должен тратить своё время на такую ерунду. На разных этапах земной истории силу Мальдеуса привлекали для своих дел разные лица и социумы, все они думали и говорили о нём разное – Малику это было почти безразлично: больше всего его волновала возможность заниматься экспериментами в области замораживания, поэтому те, кто такую возможность ему предоставлял, автоматически попадали в круг выделяемых им персон, отношения же с прочими складывались непредсказуемо. Изображения в портретной галерее Малика тоже зачастую возникали спонтанно; наряду с многими портретами одного и того же знакомца, нарисованными в разных обстоятельствах и посему проявлявшими разные свойства характера, подававшими разные реплики и выражавшими разные мнения, там могли внезапно обнаруживаться отпечатки совершенно случайных встреч – какие-нибудь, скажем, один раз виденные замороженные. Жертвы науки.
Жертвы науки, жертвы политики, жертвы амбиций, жертвы чужих представлений об истине и красоте…
Итак, сыны Поймы привлекали Мальдеуса для решения своих дел; пользовались его силой и другие связанные с Кланом Стражей структуры. Через опекаемое Маликом криостатическое оборудование время от времени проходили даже сложные младенцы клановых кровей – инкубируемые дети тех странных родителей, которые жаждали обзавестись потомством вопреки всему в Клане происходящему и не боялись доверять чужим по крови врачам столь интимно значимые для Стражей вещи. Одним из таких младенцев и был в своё время сын Цитадели Таммỷз, будущий Генерал Аттис – нескладный словно вылупившийся из яйца канарейки крылатый ящер, подобно Малику-Художнику мысленно порождающий жуткие, агрессивные, выходящие из-под контроля образы, подобно Злыдню Малику многочадный родитель, тиранящий и губящий даже самых любимых потомков, подобно Холодному богу поклонник снегов и высот, азартный и вместе с тем трусоватый ловец приключений, излишне доверчивый собеседник-союзник легко надевающих маску Хозяина Клана сил… Генерал Аттис, горделиво именующий себя "Адмирал" – блистательный и величественно одинокий на фоне Клана, едва ли не более блистательный и величественно одинокий, чем Обитатель Глубин Мальдеус на фоне бомонда глобов. Как ни смешно, Генерал Аттис и Злыдень Малик ничего не знали друг о друге, хотя то и дело так сильно сцеплялись ментально, что один принимал другого за себя самого, и каждый из них легко находил объяснения странным переживаниям, видениям и снам. Их зачастую волновали одни и те же проблемы; как уже было сказано, у них имелись одни и те же сомнительные собеседники-союзники. Это весьма важно, однако тема сия слишком глубока и обширна, чтобы мы могли позволить себе затрагивать её сейчас – поэтому возвратимся к приключениям Веро.
В отличие от вышеупомянутого доктора Аддела, Веро ни в какое прямое общение с Генералом Аттисом не вступал и о его существовании не знал, не знал он также и о существовании Малика – а если узнал бы, то скорее всего ему пришлось бы вступить с ними в борьбу, как поневоле пришлось вступить в борьбу с дармоглотами. В своих обвинениях Морроки не ошибались: Веро и впрямь был вхож к дармоглотам, хотя правильнее было бы сказать, что один раз он добровольно вошёл в их обитель, другой раз добровольно же вышел – вопреки желанию хозяев, правда, но это уже детали. Насмотревшись на горькую жизнь в Доме Страха, Веро преисполнился к его чадам пылкого сочувствия, печалился о дальнейшей участи светлого ребёнка Гиены и восхищался бой-бабой Ундой, не устававшей при каждой встрече с Веро выражать надежду, что вскоре она сварит из него клейстер; когда оказалось, что Кондор и в самом деле зверски расправляется с дармоглотами, Веро готов был убить его не только из-за охватившего его амόка, но и от собственной ярости, нестерпимости происходящего. Позже, узнав, что из-за этого выстрела Дина лишилась ребёнка, Веро страшно горевал и считал себя виноватым, однако никакие силы на земле не заставили бы его выдать Моррокам не только бедных дармоглотов, но и злосчастного Кондора. К радости Веро, Кондор успел слинять с места действия, едва лишь всё началось – он страстно уговаривал бежать и Веро, вращал глазами и махал руками, однако Веро посчитал для себя зазорным увиливать от ответственности и предпочёл встретиться с Морроками лицом к лицу. Правда о жизни Клана очень опечалила его – всё подлинно великое требует жертв, опять!.. – и взять на колени Мурика он попросил ещё и по этой самой причине: ему хотелось, чтобы ребёнок запомнил его, чтобы когда он вырастет – быть может, он вспомнил бы Веро и отказался от предания собственных детей… А Мурик вот по-другому решил. Такой возможности Веро даже и не предполагал, да в общем-то оно и к лучшему.
Все дни, которые Веро в преддверии предания прожил в морроковских пределах, его не оставляло желание поговорить с хозяевами серьёзно, прежде всего, конечно, с Морроком-старшим – однако Моррок-старший разговаривать всерьёз категорически отказывался. Как только Веро затевал речь о том, что дело не в его жизни, дело в необходимости или в отсутствии необходимости предания вообще, Моррок-старший немедля разворачивался и выходил из комнаты: то ли не считал такое поведение противоречащим правилам хорошего тона, то ли попросту не в состоянии был себя контролировать. Единственный серьёзный разговор, который Моррок-старший выдержал, состоялся у них на тему Ароны и её участия в предании. Веро был категорически против того, чтобы Арона была женщиной предания сама – тесно общаясь с ней в эти дни, Веро понимал, что она этого не переживёт. Поскольку участие матери в качестве женщины предания считается в Клане не комильфо, Моррок-старший согласился и обратился к Валлору с приглашением для Риммы, тем более что, как уже было сказано выше, он находил весьма выгодным поделиться с Валлором тайной о ребёнке. Следует отметить, что впоследствии Моррок-старший вообще забыл, что на замене Ароны другой женщиной настоял Веро – так и был уверен, что это была его, Моррока, собственная блестящая идея, не принесшая пользы лишь вследствие досадного стечения обстоятельств. Моррок же младший вообще производил на Веро самое тягостное впечатление: всякий раз как Мин Моррок оказывался в комнате Веро и Веро обращался к нему с любыми словами, на лице у Мин Моррока отражалось такое отчаянное смятение, что было ясно – бедолага не в силах понять, предаёт ли он отца и весь Клан уже сейчас, уже тем, что слушает сии речи, или как это всё понимать?.. Веро не хотел делать парня изменником, замолкал. Один раз Веро сказал Ароне, что раз они не готовы говорить с ним сейчас, то он будет объясняться с Морроком-старшим за столом предания, когда тому некуда будет от Веро деваться – пусть его убьют, но задумаются на дальнейшее; услышав это, Арона на колени перед ним упала, умоляя так не поступать: если Веро поставит Моррока-старшего в вынужденное положение, то Моррок-старший просто начнёт убивать Веро без соблюдения этикета – а тогда Мин Моррок сорвётся и может убить отца, и вообще скорее всего получится гекатомба!.. Веро ужаснулся, пожалел, обещал быть поосторожнее.
Особым образом следует говорить об отношениях Веро с Дабл Ю. Аквилόн – ВилВил или Дабл Ю – так звали означенного сына Поймы, в высшей степени блестящего с виду, однако в самой Пойме считавшегося не вполне кондиционным по причине его происхождения; Аквиллúна – Вила или Тёзка – звали его сестру-близняшку, самое верное, самое любящее и самое любимое для него существо на свете. Близнецы всю жизнь пребывали спина к спине – держа круговую оборону и против собратьев-пойменцев, и против остального Клана, и против всего белого света. Веро и Дабл Ю познакомились у дармоглотов, куда Дабл Ю был вхож на правах сына Поймы; будучи к тому времени сотрудником контрразведки, Дабл Ю вместе с Веро осуществил дерзкий план по спасению из Дома Страха обеих Наст. Младшая Наста так и осталась воспитываться при контрразведке и впоследствии стала офицером, старшая же Наста успела выйти за Веро замуж и родила от него сына-постума – умирая, Веро знал о её беременности и горевал, но вообще-то он всегда полагал, что к семейной жизни пригоден мало и, конечно же, когда-нибудь ужасно некстати оставит жену вдовой. Во время пребывания в Доме Страха Веро ещё не был женат на Насте, он взял её за себя уже когда бежал, чтобы иметь больше возможностей её поддерживать; Дабл Ю немало рассказывал неженатому-незасватанному Веро про сестрицу-Тёзку, мечтал познакомить. Сестре Дабл Ю про Веро тоже рассказывал, много и пламенно – хотя Веро и не был сыном Клана, Дабл Ю держал его за светлый идеал. Он вообще был в этом плане нарушителем понятий: в Пойме более чем где бы то ни было следят за чистотой кровей, для них и прочие сыны Клана недостаточно высокородны, не говоря уже о других чёрных или белых. Из-за этого дети Поймы на первый взгляд смотрятся даже более демократично – сыны Клана и посторонние люди воспринимаются ими почитай что одинаково; на деле же пойменцы считаются лишь со своими, да и между своими делают разницу, да и вообще для них что-нибудь значит только Пойма – Пойма как их род, их рой, единство детей Поймы и их города, мнение которого выражает и возвещает Лоно Поймы. Войти в Лоно Поймы – это и значит погрузиться в сознание их роя, открыть себя целиком, раствориться в нём, стать единым со всем Лоном. "Общественное мнение Поймы" – так называют пойменцы ту власть, которая диктует всему городу как жить; "Общественное мнение Поймы постановило, что…" – и это выполняется беспрекословно. Иначе мягко, ласково и участливо повторят ещё разок, после чего съедят. Прекрасный словно летний сон город Пойма, мосты и башенки, дома на сваях, реющие над водами, цветы на балконах, цветы на горках, цветы в вазонах… И во всех закоулках так чисто, будто бы никто из жителей не сорит вообще – и то сказать, тут каждый чувствует себя тем существом, которое трости надломленной не преломит и льна курящегося не угасит: таковы правила быта в сем убежище от мирской нечистоты. В Пойме за все виды нарушений существует одно-единственное наказание: не умеешь правильно себя вести – вернись откуда вышел и рождайся заново. Ах не умеешь и того? Ну что ж, увы… По юности ВилВил мечтал всему этому соответствовать, комплексовал, что некондиционный; потом-то он уже был сам по себе, с сестрой на пару царствовал над частью весёлого и злачного местечка Лепополье, где клановые и неклановые структуры перемежались, где преданные и непреданные равно должны были держать ухо востро, где нравы были вольными, а исходы всех историй – разными. Но это всё было потом, на этапе же общения с Веро многое для Дабл Ю решалось – и решилось: уж как решилось, так решилось, могло, наверно, лечь иначе, да вот не легло.
ВилВил нашёл Веро у Морроков, сумел пройти незамеченным – сыны Поймы способны на многое из того, что умеют грифоны, в том числе и незамеченными где надо пребывать, и за других себя выдавать – и немало времени убил, уговаривая Веро спасаться бегством: был уверен, что сумеет вывести Веро из-под любого замкá и заклятья. Бежать так просто Веро не хотел, резонно полагая, что коли Морроки решили Мура предавать, то в случае побега Веро возьмут в залоги первого попавшегося. Веро хотел было взять с Вила слово, что после бегства тот поймает Морроков, чтобы общими усилиями убедить их от предания Мура отказаться – однако тут же ясно стало, что Дабл Ю в затею эту не верит вовсе, так что договориться не получится и скорей всего придётся старшего Моррока убить. Этого Веро совершенно не хотел. Поймать старшего Моррока здесь же в доме и удерживать его у Веро, пока Веро будет с ним разговаривать серьёзно, Вил отказывался наотрез: не мог перенести, что в этой ситуации Веро окажется Морроком-старшим унижен, тем или иным способом разбит – и убедить его пойти на риск Веро не удалось. Потом Дабл Ю стал умолять, чтобы Веро позволил ему заменить Веро собой! – он сильный, он сумеет превратиться в Веро насовсем, так что никто из них ни о чём не догадается, пускай они убьют его, ведь его жизнь не так уж и ценна, а жизнь Веро – о, это да, Веро необыкновенный, его жизнь пригодится стольким людям на свете!.. Веро ему, конечно, категорически воспретил, однако на предании за него очень опасался; Вил был участником под видом одного из тихих малозначимых правоколенных родственников, и Веро боялся, что Вил не выдержит – отколет какой-нибудь номер, выдаст себя и погибнет. Что Дабл Ю сумеет через Римму осуществить "право на сердце", Веро не предполагал, да и не в курсе был таких интимных тонкостей кланового жертвоприношения. Его вообще не очень сильно волновали тонкости – с тех пор как он в первый раз был извещён о том, что всё подлинно великое требует жертв, нюансы гибели по сравнению с жизнью представлялись ему малозначительными. Он склонен был считать, что существует лишь одно надёжное средство избавления от страданий – тряпочка с хлороформом, ну а уж коли это не по нраву – живи и не проси гарантий, умирай и не жалей о том чего ты не успел.
Странствия среди снегов научили Веро простому упражнению: вообрази, что ты остался вдруг один на всём белом свете, что человечество исчезло, только льды вокруг – с какой ты радостью падёшь тогда на шею любому живому человеку, когда он неожиданно появится перед тобой из-за торосов! Даже если вы ужасно ссорились вчера – как ты утешишься его явлению! Так не лучше ли относиться так друг к другу уже сегодня, пока все живы?.. Нет сомнений – Веро мог бы обнять и самого Мальдеуса, попробовать утешить хладного Художника в его гордом одиночестве; эх, долго бы тогда у Малика в загашнике обитал пугающий портрет Веро – грозного, непобедимого рыцаря под стать шаманам!..
Когда Веро был юн, задолго до истории с "Чёртовой дюжиной", он пережил одно важное приключение, связанное с Западом и, стало быть, имеющее к нашей арийской жизни непосредственное отношение. Дело было так. В некоторый момент Веро затосковал, восточный быт представился ему душным, затхлым – рутина, безразличие всех ко всем, то да сё… – Веро решил бежать на Запад, туда, где подлинные чувства, подлинная дружба и вражда. Он записался в экспедицию, которая должна была двигаться по арийскому Северу длинным дугообразным маршрутом; это были геологи, и они видели, что юноша хочет сбежать, однако не препятствовали ему. Бежав, Веро попался неарийцам – это было дикое племя, не говорящее на бытовом, так что Веро было ужасно обидно проводить время у них в плену, хоть плен и был условным: ему полечили вывихнутую ногу, кормили его как всех и в общем-то приняли жить к себе. Двигаясь с ними вместе, Веро углядел поблизости арийский форт и рванул туда посмотреть что и как; бродил по огородам, где его и поймал следователь, в комендатуру не отвёл, а, умирая со смеху, выслушал рассказ Веро, после чего назначил его своим адъютантом – однако не прошло и пары дней, как резко помрачнел, запер Веро дома и ушёл. Веро паниканул, бежал, хотел найти своих неарийцев, чтобы сказать им, что теперь он будет жить в форту; нашёл, увидел, что их лагерь окружают – но не успел предупредить их об опасности, как они уже сами схватили его и спорили между собой – не зная языка, он понял только, что они хотят или убить его, или вести с собой как пленника, а он не мог ничего объяснить им, ничего не получалось!.. Тут на них наконец напали, и Веро в ужасе увидел среди атакующих своего следователя с биноклем – понял, что сейчас и этот человек, с которым они тоже замечательно общались, будет вынужден в него стрелять! – отчаялся, метнулся прочь как распоследний дезертир – вот только чей?.. кого он предал, кому изменил?.. – и тут над лесом стали вспыхивать сигнальные ракеты экспедиции: геологи увидели, что обстановка накалилась, и поспешили подать беглецу весточку. Веро смог беспрепятственно добраться до своих и возвратился на Восток, благословляя небо, что в его стране по крайней мере не приходится решать, предпочитаешь ты убить соседа справа или же соседа слева!.. Поход за подлинными чувствами обошёлся несуразно дорого – всё подлинное требует жертв, молодой человек, да-сс, да-сс…
Когда мы оживили Моррока-старшего, Веро был уже несколько месяцев как жив; только что вышла из печати книга про Дом Страха, написанная им в соавторстве с Ундром – и он принёс её в подарок Морроку-старшему, сделав на титульном листе следующую надпись:
"Хозяину дома, из которого я шагнул в Клан и в современность".
**********************************
Продолжение – вот здесь.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2012-06-25 05:37 am (UTC)Я не к тому, плохо это или хорошо... но есть вопрос: а есть какие-то вещи, которые приводили к счастью? есть ли истории о счастье? Чтоб все померли в один день, тсказать )))
no subject
Date: 2012-06-25 09:53 am (UTC)"не с бытом, а с... как бы это сказать. сверхъестественным бытом...
когда возникает некое отличие от нашей земной жизни - герои начинают страдать" -
не, тут дело как раз не в особенностях жизни чёрных народов - а в особенностях общего для чёрных и белых сволочизма:((( Прежде всего, в том, что люди предпочитают цепляться за "правила", а не стремятся смотреть конкретно по ситуации, как сделать чтобы было лучше.
Когда те же самые чёрные живут исходя из желания смотреть на вещи открытыми глазами и менять привычки исходя из ситуации - конечно, живут очень счастливо.
Историй о счастье очень много - но, видишь ли, специфика нашей работы состоит в том, что мы работаем с тяжёлыми случаями. О них больше всего и знаем:) А когда ясно, что те или иные участники истории жили благополучно - мы ими и не занимаемся, ими занимаются другие разведчики, такие, которые работают с "мирным населением". Так-то ведь "мирное население" - не наш контингент...
Сейчас-то вообще время хорошее и возможностей для счастья много:) Иначе не стоило бы и стремиться оживить как можно больше народу - чего зря мучиться-то!.. А так - пусть все поживут-порадуются...
А ты читал "Повесть о первой любви"? Вот, например - все поладили и все счастливы:)
http://archiv-alterry.livejournal.com/9508.html
no subject
Date: 2012-06-28 06:32 am (UTC)профессиональная деформация?
Ага, понятно - почти все ваши истории будут довольно трагичными?
"А ты читал "Повесть о первой любви"?"
Почитаю. Просто она мне попалась на глаза. когда я вообще не совсем понимал. о чем речь и что за мир )
no subject
Date: 2012-06-28 04:27 pm (UTC)"профессиональная деформация?
Ага, понятно - почти все ваши истории будут довольно трагичными?" -
насчёт профдеформации сказать трудно, мне кажется, что сейчас может быть и не очень:))) - но опыт-то у нас именно в этой сфере, наработки именно по этой части, знания и истории, коими можем поделиться - опять-таки в этой самой сфере...
С одной стороны, истории довольно трагичные; с другой - здесь же сколько хочешь вот именно что преодоления, а это здорово ведь! И опять-таки - всех ведь оживляем, иначе бы откуда весь этот ужас и узнался? лежали бы все в могилках - мы бы и не знали про них ничего...
Так что у нас есть повод всё время радоваться: люди многое преодолели, кто-то даже выжил, кто-то погиб - а сейчас все живы и счастливы!
no subject
Date: 2012-07-01 10:52 am (UTC)no subject
Date: 2012-07-01 01:00 pm (UTC)После оживления с человеком ровно то же самое, что и до смерти:) статус тела такой же точно. Стало быть, и оживляться можно много раз.
(У нас вот пока война кончалась, но ещё не кончилась, много раз такое было, что новооживлённый уезжает в другие края, где ещё воюют - и надо за ним послеживать, что если его убьют опять - скорее опять оживлять, чтоб человек времени-то не терял дополнительно, уже потерял же один раз, обидно!:))
Так что если в обществе всё устроено хорошо, лечение налажено и навыки оживления не утрачены - то жить можно долго и счастливо (ну ежели ваще умеешь счастливым быть, конечно, гарантировать счастья никакая медицина не может:))
Вот Жека спрашивал про оживление и лечение, я ему тут расписала:
http://archiv-alterry.livejournal.com/1126.html?thread=111462#t111462
Плюсы и минусы белых и чёрных
Date: 2012-06-25 10:16 am (UTC)Я заподозрила, что ты, наверное, не видел базовой информации про белые и чёрные народы, поэтому исходно рассматриваешь не совсем в том ключе. Вот тут была базовая инфа, в числе того, что рассказано о Восточном государстве:
http://archiv-alterry.livejournal.com/1900.html
Я тебе даже тут прямо цитату выложу, чтобы было более внятно, но ты потом туда тоже загляни - чтобы понятнее стало, что вообще за обстановка в стране.
***************************
Теперь наконец настала пора поговорить о чёрных этносах, которые столь много значат в жизни как Востока, так и Запада. Однако для начала нам придётся несколько отвлечься, чтобы разобраться в причинах и особенностях традиционного деления народов и их отдельных представителей на "чёрных" и "белых".
Прежде всего следует иметь в виду, что область значений этих терминов в разные эпохи и в разном контексте может сильно различаться – с изменением условий содержание понятий смещается, и значения "плывут" – однако главная мысль этой дихотомии в целом пребывает неизменной. Сформулировать её можно приблизительно так.
"Белый" – это такой человек, который растёт и развивается, живёт и действует самостоятельно, без опоры на предковую память, вне ментальной поддержки / ментального контроля со стороны родных по плоти; контакт с окружающими у "белого" принципиально "внешний" – с осмыслением или без оного, но он принимает от них ровно столько, сколько желает принять: "Извольте разговаривать со мною снаружи!" – то есть "словами через рот", а не "неизвестно чьими мыслями в моём мозгу". Присловье "свою голову другому не дашь" – это как раз про отношения белых людей между собой. По этой причине белые достаточно беспомощны в малолетстве, отсюда же проистекает их слабость во всякого рода экстрасенсорных взаимодействиях – ведь подобные взаимодействия с окружающим миром требуют, как правило, наличия устойчивых ментальных каналов связи с разнообразными источниками сил, в том числе и со своим родом. Столь очевидные минусы естественного устройства белых компенсируются живостью и гибкостью ума, склонностью и способностью комбинировать предлагаемое внешней средой для оптимального достижения желаемого результата. Белый легко учится у окружающих всему тому, что в силах освоить, а кроме того – может играючи организовать их деятельность даже в малознакомой сфере.
Философским образом понятие "белый" может быть осмыслено так. Белый цвет означает отрешённость и чистоту; это может быть цвет торжества или цвет погребения – в любом случае он ассоциируется с отказом от старого опыта, с "очищенностью" для восприятия нового. Ослепительная белизна света подразумевает самоотрешённое слияние семи цветов радуги – подобным же образом белизна человеческого естества содержит в своей подоснове "семицветье" сокровищницы природных даров, от неосмысленного, "инстинктивного" / "автоматического" использования которых человек отказывается ради прохождения самостоятельного пути, ради возможности охватить всё это богатство свободным произволением и разумным пониманием.
О чёрных - следующим комментом.
Плюсы и минусы белых и чёрных
Date: 2012-06-25 10:28 am (UTC)Продолжаю цитировать отсюда:
http://archiv-alterry.livejournal.com/1900.html
*******************************
Понятие же "чёрный" говорит о силах недр, об изначальном мраке, покрывающем основы мироздания, о связи человеческого существа с этими потаёнными глубинами. Плоть чёрных народов хранит запечатлённой память о их истории, вплоть до первых шагов исхождения из тьмы бессознательного состояния; в пределе она хранит память и о тех Старших, кто породил эти народы, кто призвал их в достоинство того или иного служения. Подобные светлые воспоминания могут очень поддержать в трудную минуту жизненного выбора – но они же и очень обязывают, а ведь человек, с детства растущий "связанным-обязанным", иной раз куда больше и чаще ощущает изнурение и напряг, чем радость обладания наследственным сокровищем.
Чёрные сильно связаны со своим родом – они знают своих предков кровью, то есть могут иметь о них представление даже если никогда их не видели, могут обладать доступом к их памяти, могут раскрывать в себе возможности самых разнообразных своих прародителей – что, конечно же, даёт простор процветанию множества необычайных дарований. Плата за это – затруднения при отделении себя от родовых уз, при вычленении собственных проблем из всевозможного родового "прогруза".
Со своим телом чёрный соотносится принципиально иначе, чем белый – это соотношение напоминает скорее союз всадника с конём, чем взаимодействие пассажира с рейсовым автобусом. Чёрный практически всегда способен добиться от своего тела того, чего ему надо – но при этом и сам в высшей степени от него зависим. Эмоциональные колебания, связанные с телесным состоянием, сотрясают чёрного куда сильнее, чем белого; такие метафоры как "умереть от огорчения" или "помолодеть от радости" для чёрного – отнюдь не красочные образы, зачастую это вполне себе обыденная реальность.
Можно было бы сформулировать так: девиз, основной принцип существования белого – свобода, чёрного же – верность. Нетрудно представить, каким благом было бы для всех и для каждого научиться сочетать эти принципы, научиться переходить по необходимости из фазы "чёрного" в фазу "белого" и наоборот! Это было бы вполне естественно – при том, что все живущие на Земле имеют по сути дела общее происхождение, что одни и те же народы в зависимости от контекста воспринимаются то как "белые", то как "чёрные", что дети из одной семьи могут делать различный жизненный выбор и реализовывать себя по-разному, волевым образом определяя себя "белыми" или же "чёрными"… – однако исторически, в масштабах ойкумены, всё сложилось не так. Конечно, сейчас мы пытаемся осознать своё прошлое, желая исправить былые ошибки и вновь обрести утраченные возможности – но не следует обольщаться и забывать о том, что мы сделали всего лишь несколько шагов по этому пути, и что только будущее покажет, в какой мере желаемое будет реализовано как действительное.
Ниже ещё процитирую.
Плюсы и минусы белых и чёрных
Date: 2012-06-25 10:33 am (UTC)Продолжаю цитировать отсюда:
http://archiv-alterry.livejournal.com/1900.html
*******************************
Пара слов о дрейфе понятий. Всё указывает на то, что в древности никакого противопоставления между "белыми" и "чёрными" не было, и расклад представлений выглядел так: бывают обычные люди, "как все" (которые могут называться по-разному, в зависимости от контекста), а бывают необычные – "белые", которые могут и умеют то, чего не умеют обычные люди, и при этом недолюбливают многое из того, к чему обычные люди привычны. В новые же времена, особенно в пост-стелламарскую эпоху, всё оказалось перевёрнуто с ног на голову: бывают обычные люди, "как все", то есть – "белые", которые ничего "такого" по своей природе не могут и не умеют – а бывают необычные, "чёрные", которые владеют тайными знаниями и тайными силами, недоступными для "обычных", то есть белых людей, ни к чему подобному, повторим, природно не способных. Акцентируем внимание: в древности "белый" – это тот, кто сознательно не желает, не позволяет себе прибегать к родовому арсеналу, а своей родне – хозяйничать у себя в голове; в новейшие времена "белый" – это тот, кто ни к чему такому принципиально не способен. Разница ощущается? – попросту говоря, в новейшие времена любой, кто не хотел бы, чтобы его этническая "белизна" оказалась под сомнением, необходимо должен был не только скрывать какие бы то ни было необычайные дарования, но и всеми силами подавлять их развитие в самом себе и в своих близких. Катастрофические последствия такого подхода в смысле обнищания жизни ойкумены нетрудно себе представить.
*******************************
Добавляю здесь от себя:
То есть, попросту говоря, "белый" и "чёрный" - это акценты: белые делают акцент на самостоятельном постижении, чёрные - на связи с предками. Ничего "сверхестественного" тут вообще нет - но есть разный уровень восприятия тех связей, которые пронизывают всю ойкумену. О суперсистемах ты ведь читал уже, там где про ЭИС и суперсистемы:
http://archiv-alterry.livejournal.com/2820.html -
ты, может, перечитай, там боль-мень внятно изложено, что то, что можно по невежестве считать за "мистику" - это просто работа каналов связи, которая раньше была налажена хорошо и свободно, а потом распалась на много локусов, и пошло-поехало...
Понимаешь, с какой стороны ни зайди - упорно получается одна и та же картина: людям не хочется делать усилий по изменению себя в изменяющемся мире; им хочется понимать "как проще", а не "как на самом деле"; им хочется действовать "как правильно" и чувствовать себя "правильными" - а не искать каждый раз конкретный выход из конкретного положения, такой, чтобы всякий раз становилось хоть немножко лучше.
А что не растёт - то загнивает:(((
И в этом смысле никакой разницы между белыми и чёрными нет.
Re: Плюсы и минусы белых и чёрных
Date: 2012-06-28 09:06 am (UTC)не, я ни в коем разе не пытаюсь назвать вас мистификаторами.
основных проблем может быть две:
-или вы не всегда ясно описываете
-или читатель через одно место прочитал.
Зная себя, могу сказать, что это скорее второе )))
Но теперь я разобрался (вроде бы) и многое стало понятным и логическим.
Re: Плюсы и минусы белых и чёрных
Date: 2012-06-28 07:25 pm (UTC)*задумчиво*
Date: 2012-06-29 06:11 pm (UTC)Re: *задумчиво*
Date: 2012-06-29 06:20 pm (UTC)А не срабатывает:(((
Физические средства предохранения рвутся-ломаются, химия просто не берёт, так мало того - чёрная женщина может забеременеть даже если, хмм, нечто произошло просто в пределах её физической досягаемости:) типа, в одетом виде и то может произойти конфуз:) Так что самый надёжный способ - ничего такого себе просто не позволять.
И это при том, что многие чёрные пары годами не могут завести ребёнка - всё вроде в норме, а забеременеть не получается...
Отношения с телом особенные, и ничего тут не попишешь:(((
no subject
Date: 2012-06-25 05:39 am (UTC)А можно подробнее о Мальдеусе? Почему его называли холодным богом и художником?
извиняюсь, если я всех перепутаю, так много имен... но Малик определенно мне понравился.
no subject
Date: 2012-06-25 10:01 am (UTC)Таких историй, как с полярниками, увы, было много:( И причины тому многоразличны - делились выделенные госсредства, проводилась деятельность по созданию видимости достижений и всякое такое. То, что к этому оказался привлечён Малик с его интересом к замораживанию - частность, хотя частность важная.
Мы про Малика тут с Жекой в комментах уже немного говорили, вот здесь:
http://archiv-alterry.livejournal.com/13379.html
Малик-Мальдеус - Обитатель Глубин, по своим дарам имеющий много возможностей работы с низкими температурами. Замораживание веществ и живых существ его всегда ужасно интересовало. А художник он по другим своим дарованиям, и по склонности - он шикарно делает "портреты", это нечто вроде виртуальной программы, изображающей некое существо. У Малика они всегда очень живые, интересные.
no subject
Date: 2012-06-25 10:44 am (UTC)Но сейчас он уже не злодействует, помирился с обществом.
Всяких там потопленных моряков и позамороженных полярников мы с ним вместе пооживляли немало...
Сейчас глобы выходят на сушу в человеческих телах - что не отменяет их жизни в их исходных телах под морем! - общими усилиями формируются человеческие тела, для каждого глоба своё собственное, и так они могут куда более полно и внятно общаться с обитателями суши. И лучше понимать друг друга стали, конечно:)
ÐеÑо
Date: 2016-09-25 03:34 pm (UTC)о, как Ñаз недавно об ÑÑом дÑмала. ЧÑо Ñакие опÑÑÑ - ÑÑÑанÑÑÐ²Ð¸Ñ Ð² ÑÐ½ÐµÐ³Ð°Ñ , в пÑÑÑÑнÑÑ - Ñам, где, Ñ Ð¾Ð´Ð½Ð¾Ð¹ ÑÑоÑонÑ, ÑмеÑÑÑ Ð±Ð»Ð¸Ð·ÐºÐ° и ÑеалÑна (ÑÑо, навеÑное, и бÑÐ´ÐµÑ Ð¾Ð²ÐµÑдÑайв по-ваÑемÑ?), а Ñ Ð´ÑÑгой - ÑÑ Ð½Ð°ÐµÐ´Ð¸Ð½Ðµ Ñ Ñобой и вÑÑ ÑеловеÑеÑÑво далеко-далеко, пÑи ÑÑловии, ÑÑо Ñ ÑÐµÐ±Ñ ÐµÑÑÑ Ð²ÑÐµÐ¼Ñ Ð½Ð° оÑознание и глÑбокое пÑоживание ÑÑого одиноÑеÑÑва - ÑÑо Ñакой опÑÑ Ð¾ÑÐµÐ½Ñ Ð¼ÐµÐ½ÑÐµÑ Ñеловека, пÑиноÑÐ¸Ñ ÐµÐ¼Ñ Ð¼ÑдÑоÑÑÑ, ÑмелоÑÑÑ Ð¸ ÑакÑÑ ÑпоÑобноÑÑÑ Ð»Ñбви, коÑоÑой окÑÑжаÑÑие не обладаÑÑ. ÐÐ¾Ñ ÑÑо мне Ñак близко в ÐеÑо - в нÑм еÑÑÑ Ð¼ÑжеÑÑвенноÑÑÑ Ð¸ ÑилоÑоÑиÑноÑÑÑ Ð³ÐµÑÐ¾Ñ "ÐланеÑÑ Ð»Ñдей", он навеÑнÑка наÑел Ð±Ñ Ð¾Ð±Ñий ÑзÑк и Ñ Ðийоме, и Ñ Ð¡ÐµÐ½Ñ-ÐкÑом...
Re: ÐеÑо
Date: 2016-09-25 09:03 pm (UTC)ÐÐ¾Ñ ÑÑÑ ÐµÑÑ Ð¿Ñо него бÑло (помимо Ñого ÑÑо в болÑÑÐ¸Ñ Ð²ÐµÑÐ°Ñ ):
http://archiv-alterry.livejournal.com/17871.html
ÐеÑо, женÑинÑ-ÑÑлÑпанÑ, леденÑÑ-Ñ Ð¾Ð»Ð¾Ð´ÑÑ Ð¸ еÑÑ ÐºÐ¾Ðµ-ÑÑо о ÑÑзкаÑ
http://archiv-alterry.livejournal.com/18173.html
ÐеÑо и коÑлеÑÑ Ñ Ð¼ÐµÑ Ð°Ð¼Ð¸ Ð´Ð»Ñ Ð»ÑÑÑиков
http://archiv-alterry.livejournal.com/18276.html
ÐеÑколÑко занÑÑнÑÑ Ð±Ð¸Ð¾Ð³ÑаÑиÑеÑÐºÐ¸Ñ ÑÑÑÐ¸Ñ Ð¾Ð² к поÑÑÑеÑÑ Ð¥ÑÑдага
http://archiv-alterry.livejournal.com/18607.html
ÐеÑо и полÑÑÑ Ð² коÑмоÑ
http://archiv-alterry.livejournal.com/18983.html
ÐеÑо в ÑакÑÑÑе междÑнаÑоднÑÑ Ð¾ÑноÑений
овеÑдÑайв
Date: 2016-09-25 09:05 pm (UTC)да, ÑÑо, конеÑно, один из ваÑианÑов овеÑдÑайва! Ñ Ð¾ÑÑ ÑÑÑеÑÑвÑÐµÑ Ð¸ много дÑÑÐ³Ð¸Ñ .